VERBA VOLANT, SCRIPTA MANENT
Автор: the бестолочь
Фэндом: Лукьяненко Сергей «Дозоры»
Персонажи: Завулон/Антон, Хена/Костя
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Вампиры
Размер: Миди
Статус: закончен
Размещение: Если кто-то хочет взять мои фики к себе на сайт, в Дневник, в лист, берите! Если кто-то хочет перевести, процитировать, отпародировать, написать вбоквел, приквел, сиквел, аушку или оокушку, сколько угодно! Вы не обязаны спрашивать мое разрешение. Вы не обязаны ставить обратные ссылки на дневник и/или сайт.
-Но нельзя же его там оставить! Он погибнет!
-Погибнет тот, кто попытается оттуда выйти. А он вполне сносно там проживет. Оставь его.
-Нет. Можно объединить силы, можно что-то придумать! Нельзя… Я сам пойду.
-Он Темный, Антон. Объединение сил для кого-нибудь из вас закончится весьма плачевно, а, вполне возможно, и для обоих.
-Мы с Эдгаром делали это, и ничего, живы.
-Эдгар – инквизитор, а ты в то время был магом второго уровня.
-Ну, хорошо, тогда вы, Борис Игнатьевич. Вы сильнее меня, умнее. Вы сможете его оттуда вытащить.
-Прости, Антон, но я не вижу смысла так рисковать.
-Я не могу оставить его там. Я должен попытаться его вытащить.
-Антон, он знал, что может не вернуться, и все же прикрывал нас. Стоит ли портить его труды?
-Он надеялся, что мы не бросим его. Честно ли убивать надежды?
-Ты подумал о своей семье? У тебя дочь, жена, а ты ведь можешь не вернуться. Или вернуться трупом.
-Вы знаете, что происходит со Светлым, если он чувствует себя неправым. Лучше пусть будет хотя бы призрачный шанс, чем никакого.
-Поймут ли они, Антон?
-Хочу верить, что да.
-И не возвращайся! – кричала она вслед, заливаясь слезами. – Ты променял нас на Темного! Чтоб вам обоим там и остаться!
-Светлана!
Когда Завулон выволок тело Городецкого из портала, Гесер глубоко вздохнул и прикрыл глаза.
Через шесть часов, после продолжительной ругани за закрытыми дверями и не менее продолжительной, но гораздо более зловещей тишины, к ожидающим Великим вышли лекари обоих Дозоров и попросили налить им чаю. Пока просьба выполнялась, Карл Львович проверил состояние Завулона и нашел его вполне приемлемым.
Передав коллеге кружку с горячим чаем и подсохший пирожок, Карл Федорович принялся за неспешное повествование об открытиях в несчастной судьбе Великого Светлого.
-Мы, несмотря на ограниченное время и возможности, всесторонне исследовали предъявленное нам недоразумение под именем Антон Городецкий и пришли к определенным выводам, большинство из которых будут для вас крайне неутешительны. Во-первых, пока что он жив, но без очень хлопотных и затратных по силе мероприятий это продлится не долго, максимум – двое суток. Во-вторых, если предположить, что необходимые условия для жизни Антона будут созданы, то он все еще останется в коматозном состоянии. И, в-третьих, мы не можем гарантировать, что, даже полностью поправившись, он сможет контролировать свою силу. Велика вероятность непроизвольных выплесков огромной мощности и, наоборот, временная силовая импотенция.
-Я так понял, наша первоочередная задача – это спасение его жизни, — Гесер после нерешительной паузы налил чаю себе и Завулону. – Об импотенциях будем думать, когда придет время.
-Я бы посоветовал подумать об этом сейчас, — отозвался Карл Львович. – Он будет слишком опасен и практически неостановим. Особенно если проблем с контролем не возникнет. Тем более, как заметил мой коллега, поддержание жизни в теле Городецкого – дело хлопотное и весьма затратное. Стоит ли так мучиться и создавать себе лишние проблемы в будущем?
-Я ему обязан, так что без вариантов, — отрезал Завулон и закашлялся.
-Возможно, мы должны объяснить, с какими проблемами столкнулись, тогда Великие смогут проникнуться всей серьезностью данной ситуации и поймут наши опасения, — предложил Карл Федорович и, недожидаясь ответа, сам продолжил. – Дело в том, что в результате перегрузки и в попытке закрыться от Тьмы Великого Завулона сила Антона разделилась. Ее жизнеподдерживающая часть, то, что среди несведущих принято называть жизненной энергией, отделилась от магической составляющей. И мы совсем не уверены, что эти две части смогут когда-нибудь снова соединиться. Подобное разделение вызывает очевидные проблемы.
-Для меня не очевидные, — буркнул Завулон, дуя на горячий чай.
-Ну как же! – искренне удивился Карл Федорович. – Во-первых, мы не можем подпитать его искусственно. То есть мы можем залить в него столько, что из ушей полезет, но уровень жизненной энергии останется по-прежнему смертельно низким. Во-вторых, никаким другим способом, кроме как естественным накоплением, поднять этот уровень не возможно. То есть придется пассивно ждать. И, в-третьих, то, чего уважаемый Карл Львович так опасается: мы никак не сможем повлиять на жизненную энергию Антона, даже когда он очнется, и убить его можно будет только обычным физическим способом – пуля в сердце или нож под ребра. Он же, хоть и потеряет немного в силовом резерве, сможет не опасаться исчерпать себя полностью, а именно этот страх является одним из сдерживающих факторов для Иных.
-Не ожидал от вас этого, Карл Федорович, — укоризненно покачал головой Гесер. – Вы же Светлый и к тому же врач, любая жизнь должна быть для вас священной. А вы такое предлагаете.
-Ничего такого я не предлагаю, — обиженно возразил Карл Федорович. – Просто я считаю, что обязан сообщать вам о всех возможных осложнениях. Я же со своей стороны, наоборот, настаивал на сохранении Антона хотя бы как материал для исследования. Вряд ли нам удастся еще раз заполучить что-нибудь подобное.
-Дневной Дозор окажет всю посильную помощь в восстановлении Городецкого. И я уверен, что совместная работа наших лекарей, — Завулон отсалютовал чашкой в сторону Карла Львовича, — принесет намного больше положительных результатов и позволит избежать однобокого взгляда на ситуацию. Я лично готов покрыть все затраты на поддержание жизни Городецкого, как силовые, так и материальные.
-Тебе самому еще восстанавливаться и восстанавливаться, Артур, — Гесер рассеянно почесал за ухом. – Ночной Дозор со всем прекрасно справится. Мы своих не бросаем.
-Да, только Темных. Я настаиваю, Борис, я имею право принимать в этом участие. К тому же у нас есть неиспользуемые помещения, идеально подходящие для размещения госпиталя и лаборатории.
Когда последний щит замкнулся вокруг кокона с телом Городецкого, Завулон устало оперся на стойку капельницы.
-Никогда не думал, что слова "хлопотный" и "затратный" именно это и означают.
Гесер усмехнулся и обратился к Карлу Львовичу, занятому последней проверкой.
-Как часто надо обновлять и подпитывать щиты?
-По мере выработки, конечно. Вы не волнуйтесь, мы с коллегой будем отслеживать все изменения и известим вас, если что-то случиться, — он отложил свой ручной компьютер в сторону. – По плану: раз в месяц надо подпитывать все охранные и сигнальные щиты, амулеты и прочее, и раз в год полностью менять восстановительный кокон.
-Раз в год? – Завулон сменил стойку на дверной косяк. – Вы думаете, Городецкий будет спать несколько лет?
Карл Львович кивнул, а Карл Федорович, входя в бокс из лаборатории, пояснил:
-Не меньше десяти лет. Точные сроки мы сможем назвать, только когда отследим динамику его восстановления.
Завулон застонал и ударился головой в дверь.
-Мы закончили общее исследование. Надо заметить, никогда не думал, что этот мальчик может дать столько любопытного материала. Но по порядку то, что вас интересует. Сначала сроки: если не случится ничего непредвиденного, то Антон выйдет из комы через двенадцать с половиной лет. Не раньше. Позже – вполне возможно. Второе – затраты. Мы изначально перестраховались. Большую часть кокона можно снять. Амулеты не нужны вовсе, они только фонят и мешают работать. Обычной капельницы вполне достаточно, чтобы поддержать организм во время восстановления.
-Что насчет посещений, Карл Федорович?
-К сожалению, ближайшие три-четыре года мы не можем этого позволить. Он в буквальном смысле на грани жизни и смерти. Любая попытка позвать Антона в жизнь, закончится его падением на сторону смерти. К нему ни в коем случае нельзя обращаться, не говоря уже о том, чтобы пытаться звать. Будем честными, кто из друзей и родных удержится от этого?
-Карлы запрещают с тобой разговаривать. Не понимаю, почему, ты ведь все равно спишь. Но, в общем, и разговаривать с тобой в таком случае глупо. Правда? Так что я нарушаю правила. Хотя тебя это вряд ли удивит, ты всегда считал Темных беспринципными ублюдками. Может, ты и прав. Не понимаю тогда, зачем ты полез меня вытаскивать.
-Не умирай, дозорный. Только ты можешь вернуть моего любимого. Я готов ждать столько, сколько нужно. Главное, не умирай.
-Кто здесь? – Карл Львович заглянул в дверь. – Странно.
-Что там? – приглушенный голос Светлого лекаря тихим звоном разбежался по пустым стеклянным колбам и пробиркам, украшавшим стены бокса.
-Ничего, показалось, — Карл Львович поспешил на помощь коллеге. – Переработал, наверное.
-Только ты можешь вернуть его. Просто помни об этом и живи. Ты нужен здесь.
-Я, впотаясь, как тать ночной, пробираюсь к тебе, Городецкий, скрываясь от злобных Карлов, прячущихся за мензурками и пробирками. И все ради того, чтобы понять, зачем ты, рискуя жизнью, здоровьем и, не побоюсь этих слов, семейным положением, попер меня спасать. Не то, чтобы я был против, не пойми меня неправильно. Очень даже за, и премного тебе благодарен. Но хотелось бы разобраться в причинах. Не люблю, понимаешь ли, не знать, почему кому-то обязан.
-Борис Игнатьевич, Наде десять лет исполняется, а Карл Федорович не разрешает ей увидеть отца, хотя сам говорит, что кризис миновал.
-Светлана, ты, как бывший врач, должна понимать, что для Карла Федоровича важнее здоровье пациента, нежели день рожденья маленькой девочки. Если он не разрешает вам посещение, значит, считает, что это не пойдет на пользу Антону.
-Но, Борис Игнатьевич, Надя столько лет не видела отца.
Гесер вздохнул.
-Хорошо, я поговорю с Карлом Федоровичем.
-Что вы делаете?! Глупая женщина! Убирайтесь отсюда!
-Уйди, Темный, я разговариваю с отцом своего ребенка!
-Да вы же убьете его! Карл Федорович, где вы шляетесь? Вызывайте Великих срочно, нам самим не справится. А вы уйдите отсюда, еще Светлыми зовутся!
-Я просто удивлен, что эта женщина когда-то была врачом. Еще одно подтверждение убогости российской медицины, — откомментировал Карл Львович. – Я не сомневаюсь, что вы отложили пробуждение Городецкого на пару-тройку лет.
Гесер хмуро посмотрел на Светлану.
-Я под свою ответственность упросил пустить тебя туда, и что ты сделала? Нет уж, помолчи, ты сказала достаточно. Антон надеялся, что семья поймет его, поддержит. Положим, от Нади требовать понимания еще рано, но ты-то взрослая женщина, к тому же Великая Светлая…
-И не просите, чтобы я поняла его! Он фактически бросил нас, меня и маленького ребенка. Он знал, чем закончится эта выходка, и все равно пошел за своим Завулоном. Он без него, видите ли, жить не может. Тоже мне, герой-спаситель.
-Я не прошу понимать. Я прошу вести себя соответственно возрасту и статусу. И не пытаться испортить столько лет трудной работы, в которой, между прочим, нет ни капли твоего усилия, — Гесер сердито скрестил руки на груди. – Больше я не разрешу тебе приходить к Антону, а Надю, если она захочет, проводит кто-нибудь другой.
-Вы все его жалеете, а кто бы меня пожалел. Это я ращу дочь одна, я без мужа весь дом держу. Зато Городецкий – герой!
-Хватит, Светлана. Тебя жалели, пока ты глупости делать не начала. Когда Антон проснется, ты скажешь ему в лицо все, что сочтешь нужным. До тех пор я запрещаю тебе появляться здесь. И заодно объявляю выговор за несоответствующее Великой Иной поведение. Ольга еще хотела пропесочить тебя за попытку убийства отца в присутствии ребенка, так что, я думаю, тебе лучше пока не показываться ей на глаза.
-Вы погодите, вот Завулон очнется… — Карл Львович злорадно усмехнулся и ушел в лабораторию.
-Спи-спи, я так, посидеть в тишине. Тьма Великая, Городецкий, что-то я совсем перестал понимать Светлых. Эта твоя, с позволения сказать, жена чуть тебя не убила. Да я б ее!.. Как ты вообще умудрился жениться на этой дуре?! Великая Светлая! Да я счастлив, что не получилось сделать ее Темной! Вот бы я намучился. Зато теперь ясно, зачем ты меня спасать рванул, нашел предлог смыться.
-Ты самый Темный из Светлых. Мой любимый – самый Светлый из Темных. Он величайшая загадка Вселенной. Он так юн, что сверхновые звезды, еще взрываясь, уже завидуют его молодости. Он так нежен, что я порой боюсь дышать рядом с ним. Он абсолютно беззащитен и слаб. Даже если он абсолютный Иной. И он так мне нужен.
-Ты самый загадочный из Светлых. Видимо, ты все же должен был стать Темным, но Борис вовремя подсуетился. Или невовремя. Правда, не думаю, что, как один из моих подчиненных, ты был бы мне интересен.
-Есть несколько способов его вернуть. Конечно, для любого из них нужно, чтобы ты проснулся, но, как я уже говорил, время ждет. Я прожил столько, что плюс-минус десяток лет особого различия не делает. Я просто хочу, чтобы мой любимый жил. И был счастлив.
-Мне надоело. Мне так все надоело, что я сам готов начать делать глупости. Не представляю, как Борис за столько лет от скуки не помер. Кругом дебилы и кретины, и из года в год появляются новые. Для каждого надо делать приветливую рожу и говорить, как мы ему рады. Все одно и тоже. Мне скучно без тебя, Городецкий. Похоже, ты единственный в этом мире умеешь выйти из программы.
-Я перерыл всю библиотеку и, поверь, это труд не одного дня и даже не одного года. Я начал задолго до того, как ты слег. Сразу после его смерти. И я почти развоплотился, когда узнал, что с тобой случилось. Ты мой единственный шанс, дозорный. Я ведь так и не сказал ему самого главного.
-Наверное, я заболел. Это все твоя вина, Городецкий, лежишь тут, и дела тебе нет, что я мучаюсь и страдаю. Зачем ты меня вытащил оттуда? Только не говори, что Светлым положено быть ангелами-хранителями. Я бы, может, поверил, кабы вы всем Дозором за мной отправились, а так – уж извини. Вот стою рядом с тобой и ною, как капризный ребенок в игрушечной лавке. Хорошо, что ты спишь, а-то я бы со стыда умер.
-Лучше вернуть его десяти-, одиннадцатилетним. Предпубертатный период. И дать его телу сформироваться естественным путем. Если мы в чем-нибудь ошибемся, природа сама все исправит. Конечно, чем младше, тем меньше проблем, но вряд ли он оценит необходимость менять подгузники.
-Я точно заболел. Женщины больше не интересуют меня. Они все одинаковые. Тела, лица, голоса – различий нет вообще. Словно инкубаторские. Наверное, я импотентом становлюсь. Пора в Инквизицию оформляться. Или есть зеленые яблоки, говорят, от них все, что надо, поднимается.
-Когда я впервые увидел его, он был наивный, глазастый мальчишка, переполненный гениальными и утопическими идеями. Он сверкал и искрился. И если бы не его бесконечная вина за то, над чем он не имел никакой власти…
-Твоя дочь такая же стерва, как ее мамаша! Ей действительно мужской руки не хватает. На заднице. Я отказываюсь иметь дело с этой соплячкой, возомнившей себя невесть чем. Вставай, Городецкий, я лично подарю тебе самый лучший ремень! Бедный Гесер, мне его даже жалко, в такую лужу сел.
Карл Львович нервно ходил по кабинету. Великие набедокурившими школьниками сидели на диване. Карл Федорович гремел в лаборантской использованными пробирками, показывая свое отношение к ситуации.
-Послушайте, я понимаю, что мессия и все такое прочее для вас важнее жизни Городецкого и пятнадцати лет работы. Хотя я не знаю, зачем Темным абсолютная Светлая. Но после каждого прихода этой девочки мы имеем откат от полугода до полутора. Если бы не скачки улучшения, Городецкого давно бы уже отпели.
-Вы уверены, что улучшения не связаны с Надеждой?
-Мы все еще не можем найти им объяснение, но, согласно периодизации, с приходом мессии они никак не связаны.
-Перестаньте называть ее мессией. Мы уже давным-давно отказались от этой идеи.
-Кто еще приходит к тебе?! И не надо прикидываться полудохликом, Городецкий! Я видел Карловы отчеты. Твои приступы улучшения происходят после моих приходов и после еще чьих-то. Ты мне изменяешь, и это точно не Гесер. Смотри, узнаю…
-Возможно, я был бы сейчас рядом с любимым, а ты бы помер после очередного прихода твоей непутевой дочери. Хотя сомневаюсь, что он дал бы тебе умереть. Ты ведь был его другом. Единственным.
-Сколько еще ему так валяться? – Завулон хрустел сочным зеленым яблоком и ничуть не смущался под завистливыми взглядами обоих лекарей.
-Нисколько, он уже полностью восстановился. Нужен толчок, чтобы вывести его из этого состояния.
-Тогда чего мы ждем?
-Вы предлагаете бить его по щекам?
-Конечно, как в сказке: "Принц лупил спящую красавицу по щекам и орал: "Подъем!!!""
-Слушай, дозорный, я уже восемь лет тебя развлекаю. Не пора ли просыпаться? Я понимаю, что ты не станешь возвращать моего любимого, едва глаза продерешь, но надо же с чего-то начинать.
Антон открыл глаза, глубоко вздохнул и закрыл глаза. Потом он сел и ощупью выдернул иглу капельницы.
"Теперь бы еще в туалет сходить," – подумал он и снова открыл глаза.
В дверях, удивленно темнея, улыбался Завулон, по бокам от него нерешительно искрились лекари.
-Справились? – знакомый голос Гесера предвосхитил появление полыхающей, как ведьмачий костер, фигуры.
Антон посмотрел на свои руки. Они тоже светились. Холодным голубоватым блеском августовских звезд.
-Сам проснулся, — Завулон хихикнул, и радужный пузырек с клубящимся внутри мраком отправился путешествовать по комнате. – Стоило нам его оставить и пойти пить чай. Правильно говорят, чем меньше лечить, тем здоровее будет.
-Ты как, Антон? – полыхающий Гесер выпустил в сторону подопечного протуберанец. Звездный свет вытянулся навстречу, поглотил огонь и стал немного ярче.
-Странно, — ответил Антон.
Завулон снова хихикнул.
-Когда меня отсюда выпустят?
-А ты хочешь уйти?
-Да.
-Куда, если не секрет?
-Подальше.
Гесер задумчиво потер кончик носа.
-Видишь ли, Антон, мир несколько изменился за то время, пока ты спал. Прошли годы.
-Арина проспала пол века и смогла приспособиться. А у меня пропущено чуть больше полтора десятка лет.
-Ну, хорошо. Дай Карлам закончить свои изыскания и потом делай, что считаешь нужным. Мы в случае чего поддержим тебя и поможем. Не стесняйся обращаться.
-Не нервничай так, Завулон, я знаю. К твоему сведению, кома – это не сон. Я все прекрасно слышал.
-Все?
Антон кивнул.
-Вот Тьма!
-Борис Игнатьевич, я хочу уволиться.
-И куда ты пойдешь, Антон? Ведь там у тебя никого нет.
-Мне тяжело в городе. Здесь слишком мало цветов и слишком много людей, серо все. Уеду в Сибирь, в какую-нибудь глухую деревеньку, подселюсь к одинокой бабке. Буду гулять по лесам, копаться на огороде и не смотреть на людей. Уж очень они…
-Я понимаю, Антон, — Гесер улыбнулся. – Каждый Великий рано или поздно это проходит. Ты как всегда обогнал время. И Светлане, и Надежде это только предстоит.
Антон никак не отреагировал на упоминание о бывшей семье. Гесера немного беспокоило такое безразличие, но он списал это на посткоматозную заторможенность.
-Уволиться я тебе не дам. У нас накопилась куча неразобранных документов, которые хорошо бы конструктивно проанализировать. Возьмешь их с собой.
-Опять бумагами заниматься? – Антон грустно усмехнулся.
-Именно. Зато не будет проблем с деньгами. Поверь, в провинции найти работу все еще сложно. А деньги пригодятся и в Сибирской глуши.
-Спасибо.
-Это еще не все. Раз "отторжение" у тебя уже началось, то дальше будет только хуже. Подселяться к одиноким бабкам опасно. Общение с людьми тебе сейчас противопоказано – можешь сорваться. А искать по Сибири одинокую бабку-Иную – занятие, как ты сам понимаешь, бесполезное. К тому же она наверняка окажется ведьмой. Нужно тебе это?
-Что вы предлагаете?
-У меня есть домик в зауральских болотах. Я там уже очень давно не был, так что он, вероятно, больше похож на древние развалины. Но до осени времени вагон, подремонтируешь. Согласен?
-Почему бы нет.
-Сколько же он здесь не был?
Секретарши на месте не оказалось, поэтому Антон постучался и, получив приглашение, вошел в кабинет. Глава Ночного Дозора, по всей видимости, проводил совещание, поэтому народу в кабинете было много – больше, чем нужно для комфортного существования Городецкого. И дружный вздох при его появлении ситуацию не улучшил.
-Ну что, Антон, ты посмотрел особняк?
-Он полностью развалился, Борис Игнатьевич. Остались только гнилые бревна и ржавые гвозди. Но я купил инструменты, к осени надеюсь отстроиться.
-Хорошо, я положу еще на твой счет, купи хороший сруб и не мучайся. Будет нужна помощь – зови, — Гесер протянул Антону стопку папок с бумагами. – Это тебе на первое время. Работай.
-Постараюсь.
Антон убрал бумаги в пакет и, попрощавшись, отправился к двери.
-Городецкий! – окликнул его знакомый, но подзабытый женский голос.
Антон повернулся и рассеяно уставился на Светлану. От такого откровенного равнодушия она забыла, что хотела сказать, и ее розоватая аура пошла бледными пятнами.
-Ты … вернешься домой?
-Куда? – переспросил Антон и, недождавшись ответа, вышел из кабинета.
Он отошел в тень и вытер пот со лба. Отпорталить разобранный сруб с базы в лесную чащу было проще, чем собрать его на фундаменте. Последнее на сегодня бревно – пятое северной стены – то каталось, то упиралось и никак не хотело вставать на место. Особенно, когда вот уже полчаса из кустов на него пялились чьи-то любопытные глаза.
-Я слышал, что на работающего человека можно смотреть бесконечно, но, честное слово, надо же иметь хоть чуть-чуть совести. Тем более, если этот человек не отказался бы от помощи.
Кусты недолго помолчали и бесшумно раздвинулись, выпуская на поляну огромную кошку. Антону сначала показалось, будто бедняга подавилась олененком, но потом он понял, что из пасти торчат клыки, а не недопроглоченные ноги.
-Хорошо, что люди в этих местах – редкость, а-то бы от новой волны паломников за очевидным-невероятным не отмахаться. Вообще, вам не холодно, товарищ оборотень? Я слышал, саблезубые водились в более южных широтах.
-Ерунда, дозорный. Сибирь – наша вотчина, — ответил товарищ оборотень, обернувшись человеком. Бесцветным, словно утренний туман. – Меня зовут Хена.
-И вы восемь лет мучили меня разговорами о своем абсолютно глазастом любимом. За что вам, конечно, спасибо. Не вы бы да Завулон с его вечным нытьем, я бы не выжил.
-Так вы согласны вернуть моего любимого?
-Да, — Антон снова взялся за упрямое бревно. – Только объяснять Косте, почему нельзя всех людей сделать Иными, будете сами.
-Я ни разу не называл имен, — Хена придержал другой конец бревна, и упрямое дерево наконец-то встало на свое место.
Антон усмехнулся.
-Вы были слишком очевидны и чересчур откровенны.
-Когда мы займемся возвращением моего любимого? – Хена ловко снимал шкурку с убитого зайца, привычно обходясь всего одним разрезом.
-Доделаем дом, обставим, запасемся едой. Тогда можно будет тащить сюда ребенка.
-Почему ты так решил?
-Ты зверь. Не обижайся, Хена, но это заметно. К тому же ты вытравливал меня из комы, как лису из норы. Завулон от ревности импотентом стал и обожрал все яблони в округе, — Антон ухмыльнулся, лениво помешивая в открытом камине угли. – Тебе тяжело среди людей. Ты привык к ним за прошедшие века, но здешние просторы сломали эту привычку.
-Возможно, ты прав. Но мне никто не предлагает взяться за бумажную работу.
-Я прав без "возможно". Я же вижу, как тебе все сложнее идти туда. Бросай эту работу, уходи из Инквизиции.
-И что?
-Оставайся здесь. Ночной Дозор платит мне достаточно, чтобы продержаться троим. Следующим летом разобьем огород, заведем кур и кроликов. И все траты придутся только на соль-сахар и одежду…
-Деньги – не проблема, доз… Антон. Это меньшее, что меня волнует. Инквизиция неплохо платит, а мои обычные запросы очень невелики, так что я скопил достаточно средств для безбедного существования. Хватит и на тебя, и на меня, и на … Я просто не думал, что Светлый пригласит когда-нибудь Темного, да еще и оборотня, жить в одном доме.
-Ты просил вернуть Костю – абсолютного Великого Темного вампира, и я согласился. Хотя по кондовому Светлому канону должен был бы развоплотить тебя в тот же миг. Но я семнадцать лет пролежал в коме. Ко мне приходили и Светлые, и Темные… — Антон помолчал, задумчиво глядя на розовеющие угли. – Я потерял разницу между ними.
-Пресветлый Гесер этого не одобрит.
-Официально – нет. А неофициально он понимает столько, что я даже не стремлюсь приблизиться к нему.
-А что Завулон?
Антон улыбнулся.
-Вот ты где, Городецкий!
-Здравствуй, Завулон, — Антон отряхнул с лопаты снег и отставил ее в сторону.
-Здравствуй, Завулон.
-Хена? – таким растерянным видеть главу Московского Дневного Дозора Антону еще не приходилось. – Старший?
-Других не знаю, — кивнул оборотень.
-Хм. А что ты тут делаешь?
-Живу, — Хена отвернулся и снова занялся рубкой дров.
Завулон удивленно посмотрел на Антона.
-Живет, — подтвердил тот. – Я предложил ему остаться.
-Ты с ума сошел?!
-Почему?
-Он же Старший! Оборотень!
-Я знаю.
Завулон замолчал, потом тень понимания промелькнула по его лицу.
-Это он приходил к тебе у Карлов. Он – второй, от кого случались улучшения, — красноглазый демон попер на Антона. – Ты самый распоследний…
-Но-но. Охолонь, Завулон. Давно лопатой по морде не получал? – Антон весело ухмыльнулся.
Демон сжался, обиженно посмотрел на него и исчез в темноте портала.
-Ревнует? – спросил Хена, забрасывая дрова в поленницу.
-Ничего, перепреет, — Антон опять взялся за лопату.
Разнесшийся по лесам и болотам детский крик заставил замолчать весенних птиц и просыпающихся насекомых. В испуганной тишине усталым выдохом прозвучал довольный голос:
-Получилось…
Костя, хохоча и взвизгивая, плескался в холодной речке. Антон и Хена стояли на крутом берегу и наслаждались первым по-настоящему теплым солнцем.
-Он больше не вампир? – оборотень не спускал глаз с мальчика.
-Да. Но он все еще абсолютный Иной. Темный.
-Как тебе это удалось?
-Вампиризм в гены не заложен. Я просто не стал его восстанавливать. Мне повезло, что Костя – Иной по рождению. Иначе пришлось бы повозиться.
-А он знает?
-Да.
-И?
-Сказал: "Спасибо", — Антон сладко потянулся. – Ты-то долго еще будешь ходить вокруг да около?
-Что?
-Не прикидывайся дурачком, Старший, не сработает.
-Он ребенок. Я не хочу пользоваться своим возрастом и положением.
Антон захохотал и столкнул Хену в воду.
-Иди к нему, благородный Темный! Лови его, Костя, он твой!
-Не надо, малыш.
-Хена.
-Не надо…
-Хена…
-Ты мой, Хена.
Оборотень счастливо улыбнулся.
-Твой.
-Анто-о-он!
-Держи его, дозорный! Он украл мой веник!
Антон оторвался от стопки документов.
-Вы оба Темные, разбирайтесь сами.
Визжащая голопопая комета, размахивая березовым веником, пронеслась мимо террасы и скрылась за углом. Немного отставая от нее, проскочила и вторая, тоже голопопая, но в два раза выше и шире.
Смех и вопли разнеслись по округе, пугая лесных жителей.
Антон покачал головой.
-Надеюсь, баню они не разнесли.
-Иногда мне кажется, что он не видит во мне взрослого.
Антон усмехнулся, глядя на мальчика, задумчиво взбалтывающего свою прозрачную до рези в глазах ауру.
-Костя, даже я рядом с ним порой чувствую себя младенцем. Учитывая его возраст, это нормально.
-Но я… Я же его люблю, — мальчик перешел на шепот. – Он оборотень, я вампир. Мы оба исключительно моногамны. Если он меня не любит, то как я?.. Что мне?..
-Оставь эти глупости. Один раз ты уже пытался исправить то, что заложено природой. И к чему это привело? Нужно было высечь тебя хорошенько, когда ты только вернулся. Что будет следующим? "Он меня не любит", потому что цветы не дарит? Посуду не моет? Отворачивается, когда спит? Он восемь лет приходил к моему кокону и говорил. Только ради того, чтобы я проснулся и вернул тебя в мир. Без надежды, что ты будешь любить оборотня, что ты вообще когда-нибудь на него посмотришь. Я мог бы и не приглашать его остаться здесь, и он бы приходил потихоньку и пялился на своего любимого из кустов. И ты смеешь говорить, что он тебя не любит? Я бы скорее сомневался в твоем чувстве. Если бы я не знал глупого Костю Саушкина, — Антон перевел дыхание. – И кстати, ты не вампир.
-Да, я помню, но привычки остались.
-А ты борись с ними.
Костя улыбнулся.
-Так он любит меня?
-Я люблю тебя, — мускулистые руки обернулись вокруг мальчика.
Антон тактично отвел глаза.
-Хена, а он так и будет один?
-Нет, конечно, — оборотень крепче прижал к себе Костю. – Завулона с зимы не видно, но я находил в лесу странные следы и запахи.
-Ты говорил об этом Антону?
-Нет, — Хена, прищурившись, посмотрел на мальчика. – Завулон так просто не сдается. Если в большом мире ничего не случится, то, думаю, он скоро явится.
-Почему Завулон? Антон всегда его недолюбливал.
-Ой ли?
-Антон, пока лето, я хочу свозить Костю в Европу. Ты без нас справишься?
-Справлюсь. Заодно купи ему новые штаны, из своих он уже вырос.
-Может быть, позвать Завулона?
-Сам припрется.
-Он наша семья. Мы можем оставить его одного? Мы будем наслаждаться Европой, а он здесь – полоть огород?
-Костя, любимый мой, — Хена притянул мальчика к себе, — он не может сейчас поехать с нами. Тебя никогда не удивляло, почему в город все время хожу я, а Антон сутками бродит по лесу, но ни разу не забредал даже в ближайшую деревню? Почему документы для работы и зарплату ему приносит Семен через портал Гесера, а Антон ни разу не побывал в офисе. Почему мы вообще оказались в болотах посреди леса?
-Ну, я, конечно, удивлялся, но я был несколько … занят.
-Да уж, — Хена фыркнул. – Занять тебя снова?
Он подхватил Костю на руки.
-А паковать чемоданы?!
-Так почему он не может поехать с нами?
-У него период отторжения. Он не может сейчас общаться с людьми, они его раздражают. До потери контроля над собственной силой. Кстати, тебя это тоже ожидает. В будущем.
-И что тогда?
-Тогда мы запремся в доме и никуда не будем выходить.
-И?
-И Антон будет таскать нам продовольствие.
-И?
-И я буду любить тебя сутки напролет.
-Хм, что-то люди уже начинают меня раздражать.
Антон выкашивал траву вокруг дома, чтобы, разогнав надоедливых насекомых, обновить противокомарную защиту.
-Привет, Городецкий.
-Здравствуй, Завулон. Как это ты умудрился уговорить Бориса Игнатьевича провесить тебе портал?
-Личное обаяние. Я могу быть очень убедительным.
-Верю. Сам ловился.
Антон присел на скамейку, чтобы почистить косу.
-Садись, в ногах правды нет.
-Но нет ее и выше, — заметил Завулон, усаживаясь рядом. – Тебе не надоело заниматься сельским хозяйством?
-Все лучше, чем плевать на звезды.
-Наверное.
Они помолчали под вжиканье точильного камня.
-А Хена где?
-В Европе. Три дня назад был в Люксембурге.
-Ты так уверен?
-Я сам портал провешивал.
-А-а. А когда вернется?
-Кто их знает. Может, через два дня; может, через два месяца.
-Их?
-Ну да, — Антон поднялся. – Он же ушел из Инквизиции. Теперь свободен, как дикая птица. Вот, повез любимого по Европе.
-Любимого? А ты?
-А я не могу с ними поехать. Думаю, Гесер просветил тебя, почему.
-Да, отторжение и все такое, еще прошлым летом, — Завулон поднял ноги на скамейку. – Я не об этом. Ты не против, что Хена с кем-то по Европе разъезжает, а ты здесь сидишь?
-Почему я должен быть против? – коса свистнула, срезая траву. – Они вдвоем, счастливы. Оба наконец-то нашли друг друга и перестали заливать мне уши слезами.
-Так Хена не твой любовник?
-Нет, конечно, что за дурацкое слово.
-Тьма, — Завулон засмеялся, подняв лицо к небу.
-Чему ты радуешься? – Антон остановился, опершись на косу. – Не думай, что я не знаю, что с тобой случилось. Семен в подробностях расписал, как вы с Надей поцапались. О чем ты только думал? Даже если она не мессия Света, она все еще абсолютная Иная…
-Ой, ну, хватит, Городецкий, — Завулон махнул на него рукой. – Я уже наслушался.
-Зачем тогда пришел? И что вы с ней не поделили-то?
-Тебя.
-То есть? – Антон, взявшийся, было, за косу, снова остановился.
-То есть тебя. Мне не понравилось, как она о тебе отзывалась, ей не понравилось, как отзывался я. Слово за слово, и… Сам понимаешь.
-Вот идиоты, — Антон покачал головой. – И теперь из-за "слово за слово" тебе двадцать лет зависеть от чужой милости.
-Пятьдесят. И никакой чужой милости, я лучше сдохну.
-Конечно-конечно, а я семнадцать лет в коме провалялся просто так. Вытащил тебя из одного дерьма, чтобы ты в другое вляпался, — коса снова засвистела. – Как я понимаю, из Дозора тебя поперли. И дел у тебя особых нет. Останешься здесь, зеленых яблок в лесу полно. Двадцать лет я смогу тебя подпитывать, а там достигнешь шестого уровня и сам пойдешь силу наращивать. Если мы раньше чего-нибудь не придумаем.
-Гор… Антон.
-Только учти, здесь всего две жилые комнаты. Одна моя, одна для Европейской парочки. Вряд ли они оценят твою компанию.
-Антон, — Завулон обхватил его за талию и прижался к загорелой спине. – Я люблю тебя.
Антон фыркнул, наблюдая, как звездный свет заливает выкошенную полянку перед домом и поднимается к небу, словно восход неведомой луны.
-Как будто я не догадался.